В те дни, когда мы увлечённо глядим на небесную гладь, я должен о старом учёном хоть несколько строк написать.
Напомнить о том человеке, что жизнь проработал сполна ещё в девятнадцатом веке и в наши потом времена.
Он путь пролагал без оглядки к светилам, мерцавшим во мгле, старик, в неизменной крылатке ходивший по нашей земле.
Ах, сколько ума и старанья и сколько недюжинных сил ещё в одиночку, заране, он в вас, корабли мирозданья, и в вашу оснастку вложил!
Ему б полагалась за это (да некого тут упрекать) при запуске первой ракеты на месте почётном стоять.
Ему бы, шагнув через время, войти, как в себя, в этот год и праздновать вместе со всеми её межпланетный полёт…
Я знаю неплохо, поверьте, и спорить не думаю тут, что нету у гениев смерти и мысли их вечно живут.
Я всё это знаю, и всё же сегодня печалит меня, что сам прорицатель не дожил до им предречённого дня.
Евгений Евтушенко Финал
Глобус шашкою при обыске рубит солдат, развалив его от Кордильер до Карпат. А другой протыкает подушку штыком, перед обыском перекрестившись тайком. Циолковский от горя и от стыда опускает глаза. Его руки трясутся. «Я, Любаша, поверить не мог никогда в социальные революции…» Дочь уводят жандармы под крик воронья. Отступают куда-то все звуки. Лишь звучит с безнадёжностью: «Веруя я в революцию – только науки…» Константин Эдуардович, будущий взлёт вы готовите не на излёте. Революция к вам, как спасенье, придёт, и вы сами к ней тоже придёте. Не напрасно в колючках калужских кустов вы, свой путь в бесконечность прокладывающий, о бессмертии, прыгая между крестов, в ухо смерти кричите на кладбище. Год четырнадцатый настаёт. Крик «ура!» громыхает фальшиво и низко. Всем, готовящим родины подлинный взлёт, отвратителен взлёт шовинизма. Константин Эдуардович, градом камней осыпает вас быдло, сбивает подножками. Учениц вы прикрыли крылаткой своей с молчаливыми львами-застёжками. И под жирное «Боже, царя храни!» к строгой башне, к светящимся безднам вы сквозь все черносотенные кистени ввысь уводите девочек в белом. Каждый мыслящий русский – он в нации той, где гордились всегда чистой совестью, где учили бессмертию Пушкин, Толстой, а не в нации, где черносотенцы. Драка страшная. Бьют между глаз. Но от всех патриотов нагайки, целкового защищает рабочий класс, словно будущее, Циолковского. И бессмертна надежда, вошедшая в плоть, колотящаяся под рубашкой: шар земной даже бомбой не расколоть, а не то что какой-нибудь шашкой! И громадою массы всей, устремляясь к нездешнему свету, ветром шапки сбивая с людей, превращается башня в ракету. Константин Эдуардович, в первый полёт вы уходите с белыми, по ветру бьющими космами. Головой пробивали когда-то вы лёд, а, пробив, оказались в космосе. И рабочий, забыв, что под глазом фонарь, смотрит в небо такое, какого Россия не знала. Это взлёт человечества. Это финал в жизни той, где не будет финала. Константин Ваншенкин
*** В болезненном тщеславии своём, С улыбкой доброй иль с усмешкой злою, На этом малом шарике живём, Который называется Землёю,
В лучах проспекта или пустыря, Или у океанской зыби серой – Равно внутри того же пузыря, Который именуют атмосферой.
Но в чём же наше счастье будет впредь? Чтобы с негромкой грустью оглянуться И навсегда отсюда улететь? Иль всё же в том, чтобы сюда вернуться?
1969
Сергей Орлов Встреча космонавтов Это было как-то в октябре. На аэродром, где дождь и мгла, Мы пришли на утренней заре, Бросив все насущные дела.
Грохот государственных минут. С неба резко сыплется эскорт. Трап, как трон серебряный, везут, Замер на земле аэропорт.
Пробегает холодок в душе С бурей и восторгом пополам, Как мальчишки смотрят атташе Суверенных стран, неблизких нам.
По дороге красной, по ковру, Трое русских юношей идут В блеске заливающихся труб, Под весёлый пушечный салют.
Вспышки блицев с четырёх сторон, Строй министров. Флаги. Караул, С тишиной и громом сопряжён, Синие штыки в зенит плеснул.
Трое русских юношей идут Беспечально к славе мировой, Словно по дороге полевой, Где хлеба да васильки цветут.
…В гуле, в тишине пройдут века. Побывав в немыслимой дали, Будут прилетать издалека, Возвращаться с неба корабли.
Никаких оркестров в тех веках. Точный график расписанья прост. Только у вернувшихся в глазах Блеск работы – свет далёких звёзд.
Но хочу, чтоб там, в слепящей мгле, Знали, звёздный обретя венец, – Мы их здесь встречали на земле Рёвом пушек, грохотом сердец. 1968
Александр Твардовский Космонавту Когда аэродромы отступленья Под Ельней, Вязьмой иль самой Москвой Впервые новичкам из пополненья Давали старт на вылет боевой, –
Прости меня, разведчик мирозданья, Чьим подвигом в веках отмечен век, – Там тоже, отправляясь на заданье, В свой космос хлопцы делали разбег.
И пусть они взлетали не в ракете, И не сравнить с твоею высоту, Но и в свом фанерном драндулете За ту же вырывалися черту.
За ту черту земного притяженья, Что ведает солдат перед броском, За грань того особого мгновенья, Что жизнь и смерть вмещает целиком.
И может быть, не меньшею отвагой Бывали их сердца наделены, Хоть ни оркестров, ни цветов, ни флагов Не стоил подвиг в будний день войны.
Но не затем той памяти кровавой Я нынче вновь разматываю нить, Чтоб долею твоей всемирной славы И тех героев как бы оделить.
Они горды, они своей причастны Особой славе, принятой в бою, И той одной, суровой и безгласной, Не променяли б даже на твою.
Но кровь одна, и вы – родные братья, И не в долгу у старших младший брат. Я лишь к тому, что всей своею статью Ты так похож на тех моих ребят.
И выправкой, и складкой губ, и взглядом, И этой прядкой на вспотевшем лбу… Как будто миру – со своею рядом – Их молодость представил и судьбу.
Так сохранилась ясной и нетленной, Так отразилась в доблести твоей И доблесть тех, чей день погас бесценный Во имя наших и грядущих дней. 1961
Николай Тихонов Звёздный почерк Разберёт не каждый, Не такой простой он, Звёздный путь, То, что там написано Однажды, Никаким пером не зачеркнуть.
Пусть звенит над нами И грохочет Будней Беспощадная труба, Мы живём в молчанье этой ночи, Где стихи, и звёзды, и – судьба!
Владимир Фирсов Земля… Земля… На стартовой черте ракетодрома Ступив на трап, Впервые ты поймёшь, Как дороги тебе Раскаты грома, Снега гречих И молодая рожь. Ты вспомнишь Тёплых дождиков накрапы И мокрый луг, Где ты косил с отцом, И трап Уже покажется не трапом, А деревенским Стёсанным крыльцом. Потом… Потом ты скажешь: «До свиданья!» И под ракетой Встанет яркий дым. Нахлынувшие вдруг воспоминанья Уступят место формулам сухим. Но кто сказал, Что формулы – сухие? Они к тебе издалека пришли: В них синь озёр И даль твоей России, В них все цвета и запахи Земли. Постой! Ещё не поздно отказаться. Земля, Земля, не отпускай его! Он должен жить, Губами трав касаться, Водою умываться ключевой, Встречать свои закаты и рассветы… Но манит, Манит дальняя звезда, И глухи стены огненной ракеты. Когда мы снова встретимся, Когда?.. Ты самой яркой искрою Промчишься В безветренной и бесконечной мгле И всё-таки на землю Возвратишься, Чтоб плакать над стихами О Земле.
Василий Федоров Земля и Вега (Отрывок из поэмы «Седьмое небо») Что сон?! Фантазия! Наитье! Но станет жизнь вдвойне ясна, Когда реальное событье Ворвётся продолженьем сна. Гагарин!.. Юрий!.. В счастье плачу, Как будто двадцать лет спустя, Отбросив тяжесть неудачи, Взлетела молодость моя. Всё близко к сердцу. На планеты Как будто я и впрямь летал. Скажи, горячего привета Мне там никто не передал?
И не стыжусь, И не краснею, Что ты, свершая свой полёт, На двадцать лет пришёл позднее И на сто лет уйдёшь вперёд. Мы люди разных поколений, Но на дороге голубой Я рад всем точкам совпадений Моей судьбы С твоей судьбой. Чем круче хлеб, Тем жизнь упорней. Я рад, что мы с тобой взошли От одного большого корня Крестьянской матери-земли.
Деревня, Школа, Логарифмы, Литейка, Лётная пора. Всё было схожим, даже рифмы На остром кончике пера. Мы жили словно в дружной паре, Точнее – шли мы следом в след. Я просто Горин, Ты – Гагарин, Но двадцать лет Есть двадцать лет!
Недаром же По воле века, Приход достойных торопя, Меня испытывала Вега, Чтоб не испытывать тебя.
Чтоб волю дать твоим дерзаньям, Когда ты рос, как все, шаля, Меня подвергла испытаньям В те дни тревожные Земля.
Чтоб, дерзкий, Ты взлетел с рассветом И возвратился в добрый час, Мы всё стерпели, но об этом Я поведу другой рассказ.
Я расскажу иными днями, В словах по сердцу и уму, Какими трудными путями Мы шли к полёту твоему.
Василий Захарченко Мы придём Я знаю, что вселенная безбрежна. В ней свет, в ней жизнь... И может, в этот час С других планет настойчиво и нежно В тайге миров разыскивают нас. Сквозь бесконечный хаос мирозданья Неведомые жители вдали Уловят серебристое сиянье Моей неостывающей Земли. Пускай глядят!.. Но только профиль лунный Вдруг зачеркнёт звезда наискосок – И зазвучит, как солнечные струны, Её неистребимый голосок – Настойчивый, стремительно-зовущий, Ещё не огрубевший до поры – Земной сигнал из многозвёздной гущи В далёкие пространства и миры. Мы к вам придём сквозь бездну расстоянья. Ракеты огнедышащий разбег – Лишь первый шаг в просторы мирозданья, Куда сегодня вышел человек.
Сергей Поделков У телевизора Телевизорные окна снова Чудом русской мысли зажжены, Возникает из пространства слово, Как из тайны вечной тишины.
Мысль звучащая – она в движенье, Мысль работает, и нам видна, Претворённая в изображенье Электромагнитная волна.
Слева – тяжело и постепенно За округлым боротом корабля В облаках голубовато-пенных Поворачивается Земля.
Слева – бездна, звёзд зловещих ядра, Наплывающая тень… И вдруг В бездне очертания скафандра: Космонавт выходит через люк.
Машет он рукой из глуби зыбкой Человечеству, родным сердцам, И его бесстрашная улыбка Как вершина духа светит нам.
И среди Вселенной, будто веха, Видится с Земли его успех, Улыбается улыбкой века Сквозь иллюминатор человек. 1965
Николай Старшинов Мать и сын Вот оно свершилось, это чудо! …Мать идёт – посторонись, народ: Сын вернулся, да ещё откуда – Из самих космических широт!
Это он ворвался в наше завтра, Что самой фантастике под стать… Первого на свете космонавта Обнимает и целует мать.
И с такой же материнской силой, Радость всенародную деля, Обнимает сына вся Россия, Рукоплещет сыну вся Земля! 1961 Участье И снова, и снова корабль на орбите!.. Смотрите, звездой промелькнул он. Смотрите!.. И ждём мы всё новых и новых событий – Великих отплытий, великих открытий.
Конечно, не каждому выпадет счастье В глубины Вселенной уйти на заданье Но будет ли в этом и наше участье? И в чём? Неужели в одном ожиданье?
Мне видятся тысячи глаз огорчённых, Блуждающих где-то в космических далях… Постойте! А в дерзких расчётах? А в точно сработанных микродеталях?
А в песнях, которые, радуя души, Ещё и напишете вы, и споёте?.. Ведь песни Гагарин и в космосе слушал, А Павел Попович и пел их в полёте! 1965
Леонид Вышеславский. Космодром Байконур
Здесь проходил кочующий народ, тянулись тучи по небу понуро, а сокол рвался с пальца в небосвод, и с ним взлетало сердце Байконура.
…Конструкций металлических ракет, космических венцов архитектура. Облитый солнцем, в мареве встает над степью гордый контур Байконура.
Стремились люди вырваться давно туда, туда, где солнце зажжено и толщу тьмы просверливает буром.
За полосу невидимых границ Земля нас выпускает, словно птиц, с исчерченной ладони Байконура. 1960-е Открытый океан
Со стапелей, взнесённых к небу круто, опять корабль взмывает в высоту, и гений наш ни на одну минуту глаз не смыкает на его борту.
И в электронных мачтах – ветер странствий, которым грезит издавна Земля. Одной волною время и пространство слегка колышут корпус корабля.
В иных моря мы якорь бросим скоро, каналы Марса не уйдут от взора, к Венере путь проложим сквозь туман.
Мы со своей мечтою дерзновенной отныне корабельщики Вселенной. Вселенная – открытый океан!
1960-е
Анатолий Щербаков Космодром (Отрывок из хроники звёздных дней «Байконур, XX век») Всем, кто осваивал и осваивает Вселенную, – в космосе и на земле
Темнеет даль. Трещат в степи цикады. Вдвоём с дублёром космонавт Титов. Друзья, врачи, специалисты рады – В полёт Титов отправиться готов!
Уйти бы в степь на час! Роса, как бисер, Сверкает там, И пахнет чабрецом, Пока в бездонной межпланетной выси Луна к Земле повёрнута лицом.
Наступит миг: ручьями взбухнут вены… И Человек Земле промолвит: «Жди!» И станут пить Радарные антенны Радиоволн ревущие дожди.
Захлёбываться будут телетайпы. В платок украдкой Плакать будет мать… А батя скажет: «Мать, гляди! Летает! Я знал, он будет высоко летать!»
Не раз, не два ракету проверяем, На стапелях, как в космосе, руля; Жизнь космонавта бережно вверяем Огнеупорным створкам корабля.
Пуск!.. Бурый дым и терпкий запах гари! Слепящий всплеск объял сплетенье рей. Зажглась малютка звёздочка в радаре И по экрану поплыла быстрей.
И стало тихо! Стало очень тихо… Как будто всё Замолкло на Земле. Лишь метроном в тиши громово тикал. И так же громко щёлкали реле.
А час спустя на площади столичной Слова звучали, радостью пьяня: «Земля! Земля!.. Я слышу вас отлично! Земля! Земля!.. Как слышите меня?»
А мать-Земля была как будто рядом На всём внезапном внеземном пути И космонавта провожала взглядом, Шепча: «Лети, мой звёздный сын! Лети!..» 1962
Александр Прокофьев Герману Титову 7 ноября 1961 года Нет, мгновений таких нельзя забыть, Не забудем. Шаг колонн обрывался, Когда он стоял на трибуне.
Только шапки летели в воздух, И призывы гремели и зовы. Вся Россия услышала их Из раздолий своих бирюзовых.
И увидела вдруг, как стоял, молодой и красивый, Он, пришедший с Алтая, от русских берёз, И ему вся Земля говорила: «Спасибо!», Потому что он поднял её до звёзд!
Он увидел её в голубом ореоле, В лентах рек засинённых, в зелёной косынке лесов, С той великою долей, с той вселенскою долей, Чей до сердца дошёл повелительный зов.
С ним он ринулся в бездну И промчался над бездной. И дорогу до звёзд проложил, прометал. Как назвать нам его? Называю – железным, Потому что железо – самый лучший металл!..
Майя Борисова Стихи о звёздах
…И в голубом зловеще черная, На тяжких стапелях привстав, Ракета вздрогнет, обречённая…
Но всё произойдёт не так. А будет полная торжественность, И вера твёрдая в успех, И откровенная тождественность Себя в душе с собой для всех. Не огорчаемый помехами, Он встанет, величав и прост, И улыбнётся: «Ну, поехали!» И долетит до синих звёзд.
…Но вот минуют годы, годы, годы… От горизонта пронесётся гром. И он – седой, орлиноглазый, гордый – Сойдёт на позабытый космодром. Он выслушает праздничные речи, Лицо в земные окунёт цветы. И выйдет из толпы ему навстречу Не жалкое подобие святых, Не призрак, постаревший и нелепый, Боготворящий вечные посты, А женщина во всём великолепье Цветущей материнской красоты. И юноша, застенчивый и дерзкий, Горячий лоб прижмёт к его плечу. И скажет: «О тебе я знаю с детства». И скажет: «Завтра к звёздам я лечу».
Евгений Винокуров
Порой в гостях за чашкой чая, Вращая ложечкой лимон, Я вздрогну, втайне ощущая Мир вечности, полёт времён.
И чую, где-то по орбитам Мы в беспредельности летим. О, если бы воспарить над бытом, Подняться бы, восстать над ним!
И выйти на вселенский стрежень, И в беспредельности кружить, Где в воздухе, что так разрежен, Нельзя дышать, но можно жить. 1962
